* * *

Come up! — воскликнул глазеющей из коляски Алиске вслед веселый старикан, только что разминувшийся с нами на своей увенчанной капельницей и ведомой угрюмой сиделкой четырехколесной телеге.

постинформационное

Наши дети будут отличаться от нас в одном важном аспекте. Они приобретут умение безошибочно отличать любого рода вторичную манипуляцию, любого рода фальшь и “мусор” от фактов и непредвзятых суждений, научатся интуитивно анализировать информацию, основываясь по-максимуму на самостоятельных выводах и здравой логике, безэмоционально и беспристрастно, “на лету” выделяя локально-важное и глобально-второстепенное.

Возможно, что это умение не станет всеобщим. В этом случае, возможно, “несумевшие” останутся за бортом прогресса навсегда (ну или, как вариант, “ответвятся” в какую-то своеобразную самобытную гиперсоциализированную постархаичную субкультуру). Не исключено, кстати, что это то, что окажется главным отличительным фактором отделяющим состояние общества “после фазового перехода” от нынешнего.

Как отсутствие знаний (или от непонимания отличия методологического знания от субъективированного) порождает новую религиозную мифологию

Новая мифология, убожество апологетики тачскрина — от непонимания природы электронных медиа.

Любопытно, что в конце прозвучал вопрос упоминающий тот факт, что музей современного искусства к Нью-Йорке выставил ранние компьютерные игры. И сам вопрос прозвучал в том ключе, что там, как бы, про сюжетность и референции к изобразительному. Но парадокс (в действительности только для той части публики, что укоренена в классических академических трактовках всего, что размечено в современной культуре, как “Искусство”) как раз в том, что там кроме того, что сама игра, там еще и исходный код выставляется. Новая эстетика не в репрезентации а в структуре инструментария. В инженерной идее. В изяществе интерпретации физической природы мира через поиск алгоритмических моделей. Через возможность почувствовать, пережить, сконструировать воплощенную в программном коде изящную метафору физического мира. Проблема в том, что, для того чтобы понять это изящество, нужно обладать сколько-нибудь достаточным пониманием языка природы, а не умением играть постфилософскими и (упаси роботы) пострелигиозными и всякого рода (пост)структуралистическими терминами.

Чтение Бодрийяра и все этой мишуры не приблизит вас ни на йоту к пониманию природы и самих себя. Равно как просмотр волшебного научпопа по каналу Дискавери (в этом смысле никакого отличия научнопопулярного дискурса от философии или беллетристики не существует) возьмите учебник по математике, физике, биологии и озадачитесь тем, чтобы разобраться в этом. если это настоящий учебник, призванный объяснить смысл и передать знания, вы там не найдете ничего от развлечения, от авторских рефлексий и от метафорики в любом ее проявлении, от любых заигрываний с читателем. Вообще невозможно что либо объяснять, используя субъективные нарративы (не в том смысле, что они не нужны вообще, потому как это важная составляющая нашей природы, но в том смысле, что это засорение языка не требующими понимания но вводящими в заблуждение читателя смыслами. Смыслами, истинная цель которых не в передаче знания, а в манипуляции реципиентом с целью получения в его глазах авторитетного статуса без должного на то права, с целью “вчитать” свою субъективную картину мира в реципиента, расположить его к себе, дать ему ощущение причастности (как читатели гороскопов находят себя причастными к описываемому в них) к “элите” посвященной в великое недоступное для понимания знание.

Парадокс в то, что для того, чтобы хотя бы чуть-чуть разобраться в современной математике и начать понимать математику (и после этого необходимого условия современную науку вообще), нужно действительно сделать качественно интеллектуальное усилие, в то время как чтение классической философии (да и что там греха таить, поствитгенштейновской европейской) дает лишь понимание истории развития конвенциональных рефлексий, безусловно интересных с точки зрения социальной антропологии, но не дающих ровным счетом никакого понимания природы вещей равно как не дающих никакого инструментария для исследования этого понимания, кроме как умения изящно эксплуатировать те или иные понятия и термины для обозначения некоего статуса в среде себе подобных очарованных собою и потому чрезмерно мнительных персонажей.

Это все может выглядеть, как эдакий позитивистский отказ от человеческой природы в угоду новому функционализму и новой механистичности, однако, истинный смысл моего тезиса (и это я хочу подчеркнуть особенно) заключается не в том, чтобы отречься от субъективного и чувственного переживания, а лишь в том, чтобы продемонстрировать ограниченность этог опыта и показать новые горизонты. Насколько интереснее мир вокруг, если за поверхностными образами ты видишь природу вещей. Наверное существует какое-то фундаментальное ограничение в понимании этой природы, но мы лишь только в начале пути, и новые открытия лишь только маячат на горизонте. Нужно перестать цепляться за этот важный но уже выглядящий наивным опыт, за слова и за понятия, более не существенные и поэтому после какого-то момента становящиеся бесполезными.

PS. И вообще, детей в школах нужно учить программировать и конструировать вещи, а не пользоваться тачскрином с вордом и браузером. это как вместо того, чтобы рассказывать принцип устройства самоприводной телеги (с тем чтобы ученик потом мог сделать новую, лучше), учить детей эту телегу таскать на себе, вовлекая их в соревнование на скорость таскания телеги в расчете, что это станет их основной деятельностью на весь оставшийся период вечности.

PPS. При этом при всем порадовала ссылка на Адольфа Лосса. Все, что касается понимания простоты, как поиска естественности и способа ухода от обозначающего видится мне сегодня чрезвычайно важным.

***

Новые технологии, будучи “мета…” по отношению к предыдущему (и на по-настоящему переломном этапе это всегда мета-технология), создают ощущение временной паранойи обусловленное тем, что многие считают это концом чего-то того, что было в предыдущей технологии главным системообразующим фактором, главной ценностью, и невольно низводят эту ценность до максимального упрощения и уплощения с точки зрения апологета предыдущей технологии. Если же расслабиться и отойти в сторону, то становится зримо очевидно, что нет ровным счетом никакого повода для паники. И что смотреть нужно не на то, как предыдущая технология свелась “к простому нажатию кнопки спускового механизма фотоаппарата” а начинать видеть в самом результате этого нажатия тот же смысл, какой раньше производил мазок художника ренессансной эпохи.

В этом смысле нынешняя информационная дизлексия — это не результат деградации медиа, это его новый шаг. И реально оснований воспринимать весь этот цифровой шум всерьез ровно столько же, сколько пытаться оценивать фотографию с точки зрения проработанности штриха или, путь даже (рискну), формальной композиции. Фотография профетически обозначила собою кино. Вся эта шумная лабуда обозначает собою то, что сама информация более не интересна. Интересно то, как она циркулирует, как она устроена структурно, как ее можно использовать в выразительном аспекте. А кистью становятся приспособления для работы с этой всей мишурой.

Т.е. возможно антропологи и искусствоведы будущего (если такие вообще схоронятся) будут больше интересоваться изяществом кода вордпресс, нежели содержимым миллионов сделанных на нём блогов. Ну и какие-то мета-архитектурные решения должны во что бы то ни стало возникнуть.

Чу!

***

Люди поступают так или иначе не в силу каких-то внутренних имманентных предписаний, а, похоже, что в силу того, что внутри каждого из нас присутствует некоторая постоянная дихотомия условных “табу” и внешних фактических возможностей. Табу, возможно, создают оценочные механизмы, однако, сами по себе имеют смысл исключительно внутри ограниченного класса приложений. В силу отсутствия в современной цивилизации соответствующих “цифровых” табу, люди (корпорации, институты) получившие новые информационные возможности будут ими пользоваться не осознавая последствий до тех пор, пока расклад сил не изменит сложившийся в культуре уклад до такой степени, что для критической массы участников станет очевидно, что у общества не остается уже практически никаких возможностей влиять на ситуацию. И вот тогда грянет реальная революция. Каждый новый виток цивилизационного прогресса связан с преодолением предыдущих табу (и, возможно, неизбежным порождением новых). Похоже, порождение новых табу — процесс не поддающийся нашему контролю. Но мы, по меньшей мере, в состоянии выбрать, какие табу стоит преодолеть.

***

Возможно, что появление сложных углеродных соединений и как следствие биологических систем — есть результат того факта, что вселенная расширяясь и остывая увеличивает статистику событий при которых квантовые свойства начинают оказывать значимое влияние на состояние все более масштабных структур. Очевидно, черные дыры — есть предельный случай такого проявления.

Не исключено, что с падением температуры и увеличением энтропии в силу закона больших чисел увеличивается статистическая составляющая событий, которые проявляют квантовомеханические свойства материи на макроуровне не локально. Т.е. появление сложных молекул и биологических молекулярных структур — есть ни что иное, как закономерный результат проявления квантовых свойств. В этом смысле догадка Пенроуза о связи мышления с процессом системного коллапса волновой функции обретает вполне себе осмысленные, хотя пока и сложно проверяемые очертания по причине отсутствия мощностей для моделирования такого рода систем.

Экстраполируя эту гипотезу, можно предположить, что в какой-то момент усложнение систем основанных на биологических процессах породит еще более изощренный механизм “вытягивания” квантовых эффектов на макроуровень. Не есть ли это, собственно то, что происходит непосредственно сейчас? Мы ведь уже научились конструировать автоматы, имеющие дело с электромагнитным свойствами пространства-времени. В принципе, мы освоили все, что связано с электромагнитной составляющей. Возможно что нанотехника в какой-то момент будет иметь дело с W и Z бозонами так же просто, как мы научились в эпоху постиндустриальной революции “запрягать” калибровочные фотоны внутри бытовых электроприборов.

С нашей антропоцентричной точки зрения все это — результат нашей разумной воли. Но не является ли сама человеческая воля проявлением более общего механизма, связанного с движением “пружины” вселенной от большого взрыва до ее “тепловой смерти”. А флуктуации энтропии, приводящие к ее спонтанному локальному падению — более общим проявлением этого механизма.

Из этого напрашивается еще один интересный (и, в действительности, и без того очевидный) вывод. Возможно, биологические системы стоит рассматривать как сложные квантовомеханические системы, к которым можно применить вполне себе квантовый мат. аппарат. И, на мой осторожный взгляд, современных вычислительных мощностей вполне себе должно хватить, чтобы смоделировать работу какой-нибудь митохондрии (или может быть даже целой клетки), включая в модель всевозможные допустимые квантовые эффекты.

банальное

Если преподавать психологию в школе, то базировать ее стоит на характерах отчасти литературных героев, отчасти исторических фигур (в частности чтобы дезавуировать природу власти)

***

Есть многое, что стоит только озвучить, и миллионы голосов со всех сторон проклянут тебя…

Исторические факты. Школьная программа пестрит подвигами героев, которые de facto под эгидой всякого рода идеологий вели на смерть миллионы других ради решения собственных сугубо личных внутренних проблем. Несмышленому школьнику потому может в какой-то момент показаться, что вся мировая история сплошь пронизана варварством и страданием. Однако, все дело в том, что сам предмет, в том виде, в каком нам его преподают в школе, судя по всему, сфокусирован не на минувшей реальности как таковой (т.е. на укладе жизни людей, их миропонимании, их мифологии), а на, по сути, второстепенных для понимания духа времени событиях, инициированных болезненным разумом кучки параноиков и их услужливого или просто покорного окружения.

Трудно представить масштабы нашего варварского менталитета.

Вот было бы здорово, если бы история рассматривалась не через призму “гео-политических” событий а, скажем, как история развития человеческой мысли, как это, к примеру сделано у Рассела в его “Истории западной философии”. Редко когда встретишь что-нибудь столь же интересное и содержательное.

***

Лучший способ усыпления бебиков — шум дождя в тропическом лесу. Покуда тут у нас локальный бебибум, соответственно, наши тутошние подружки-мамашки нас и научили. Работает, надо сказать, на ура.