костлявая

Вчера яростно полемизировали с Валей о современном искусстве (в большей степени применительно к музыке и кино, конечно). Что получило свое продолжение. Во сне я, с моим школьным учителем русского и литературы Татьяной Геннадьевной (? Вот кто мой учитель и автор моей «прозы жизни»! Я-то думал. С трудом избавился от навязчивого образа в моих снах. Выгнал через дверь, так она через окно норовит). Так вот с ТГ я обсуждал какую-то книжную иллюстрацию …

Блять, что же это такое, слова рассыпаются раньше, чем я успеваю перенести их сюда. Надо диктофон с собой рядом класть, что ли.

Так вот. Лежу я, заложив руку за голову. Не то чтобы сплю, но подремываю. Вижу краем глаза, как приоткрывается за шторой окно. Первая мысль – неужто воры. Надо быть отчаянным идиотом, чтобы лезть ночью на четвертый этаж. Тем временем, появляется фигура, все еще скрытая за шторами, но прочитываемая. Рука отодвигает занавеску. Выползает шевелюра серых слежавшихся волос полузакрытая моим локтем. Шевелюра все ближе и ближе. Я не в силах пошевелиться. Концентрирую всю свою волю и весь свой первобытный (именно что) ужас в левой руке. Там ведь есть кто-то за стеной. Я помню, что там есть кто-то. Вместо громкого стука получается жалкий шлепок. Вместо отчаянного крика, глухой стон. И в это мгновение, как в плохом кино, когда оператор чуть меняет ракурс между кадрами, и тогда на монтаже становится видна склейка, вот был призрак и вот он исчез.

Вот ведь блять. Старая Хрычовка навестить меня вздумала!

Сердечко кольнуло.

Я еще полежал в одной позе с минуту, переваривая свой ночной кошмар. Потом, повинуясь спонтанному желанию, вскочил и к холодильнику. Хотелось пить.

В действительности во всем этом есть один, несомненно, положительный момент. Тлеет еще порох в пороховницах. Я то думал, что все уже. Жизнь пресна и постигаема. Ан нет.